В то время как для большинства женщин по всей планете выйти за порог своего дома является обычным делом, для многих афганских женщин это становится чем-то необычным и даже рискованным. Для них это воспринимается как акт неповиновения. В стране, где доступ к паркам, спортивным залам и общественным баням закрыт для женщин, дом обернулся настоящей тюрьмой.
Когда я впервые приехал в Россию, черный хлеб произвел на меня впечатление, подобное игривому роману. Как живут афганцы в Москве
Афганцы, которые оказались в Москве в начале 1990-х годов, сосуществовали с российскими гражданами и пережили вместе с ними множество исторических событий: от Октябрьского путча до нападений со стороны скинхэдов и экономических кризисов, возникших в результате падения рубля. Большинство из них, хотя и не открыто, поддержали политический курс России после 2014 года. В условиях миграции, примерно одна треть афганцев успела получить российское гражданство, однако они по-прежнему ощущают себя выкинутыми на обочину жизни и никому ненужными. Причины этого явления стали предметом исследования журналистов МП.
В Афганистане обстановка не претерпела значительных изменений. По данным компании ICON International, каждый четвертый афганец по-прежнему безработный. А неопределенность, вызванная постоянной войной на территории страны, сделала даже обычное посещение рынка опасным шагом.
Разговоры ведутся о том, что, если берешь телефон, значит, ведешь беседу с шайтаном
Фарда Фарок, защитивший магистерскую диссертацию на родине, имеет глубокую любовь к русской литературе и выступает с поэтическими произведениями. В 1982 году он выступал на праздновании 60-летия СССР в Фрунзе (Бишкек) и имел удовольствие обедать вместе с известным писателем Чингизом Айтматовым. Фарок идет к столу с легкой походкой, хотя кажется, что он не совсем уверен в себе — в 2013 году в российском районе Люблино он стал жертвой насилия, в результате которого ему сломали ноги.
«Я не знаю, за что это произошло», — с огорчением вспоминает Фарок, — «вечером ко мне подошли с пистолетом. Они не ограбили меня и не стреляли, но жестоко избили». В это время раздается звонок, и Фарок начинает говорить на пушту.
Чтобы войти в круг общения афганцев, проживающих в Москве, необходимо учитывать их особенности: они известны своим гостеприимством, однако большинство из них ограничены в знаниях русского языка. Основным центром, где собираются афганцы, а также располагается официальный представитель их диаспоры, является гостиница Севастополь в районе Каховки. Для многих москвичей это 16-этажное серое здание выглядит просто как рынок, но на самом деле, его торговцы зарегистрированы как полноценный торговый центр, что означает, что они обязаны уплачивать налоги и предоставлять кассовые чеки.
В Москве Фарда исполняет роль редактора афганской газеты, которая информирует эмигрантов о текущих событиях в Афганистане.
«Какой тираж у этой газеты?»
«Порядка тысячи экземпляров».
Сейчас в столице России проживают около 10 тысяч выходцев из Афганистана. Большинство из них являются беженцами, либо сами, либо их родственники воевали на стороне СССР. Примерно 80% из них негативно восприняли свержение про-советского правительства и характеризуют сторонников радикального ислама, которые находятся на Севастопольской, как бандитов или моджахедов.
«Моджахеды не оставили шанса нашему народу», — говорит Фарок, при этом, как будто мимически изображая, что он душит невидимую шею, — «каждый, у кого была возможность уже уехал».
Фарок уверен, что если бы правители его родной страны перестали бы следовать своим предрассудкам, дело обстояло бы лучше. Он упоминает, как неграмотное население страны укоряло первого короля независимого Афганистана, Амануллу-хана, при этом признавая, что тот много сделал для народу:
«Ты берешь телефон — значит, ведешь разговор со шайтаном», — так считалось раньше. «А если делаешь поездку на поезде, то это уже шайтанская анаконда! Радио — это тоже средство общения с шайтаном!»
Даже среди консервативных беженцев из афганских провинций отсутствуют жесткие правила: немногие замужние женщины могут быть замечены на улицах Москвы в парандже. Однако некоторые изменения все же произошли. Если в Афганистане стандартом был большой семья с 10 детьми, то проживающие в Москве афганцы сейчас предпочитают жить с 3-4 детьми — средств на более обширную семью просто не хватает.
«Что, ты шлюха, уставилась на мужчин?»
«Существует мнение о том, что после американской интервенции женщинам в Афганистане была предоставлена свобода», — уточняет 53-летняя афганка Фируза Карими, имя которой в данной статье изменено для сохранения анонимности. Она училась в Ленинграде на хирурга в период с 1984 по 1989 годы. — «Это вовсе не так. В Кабуле западные журналисты снимали показательные примеры новых афганских женщин: депутатов, полицейских, журналисток, которые не носили бурку и давали интервью на хорошем английском. Но в провинциях ситуация осталась той же. Моя подруга живет в Хосте, население которого составляет всего 11 тысяч человек. Она может выйти на улицу только в бурке, потому что если откроет лицо, это будет совершенно равно тому, что выйти без одежды. Десять лет назад она в одиночку пошла на рынок, и торговцы отказались продать ей фрукты: «Возвращайся с мужем». Когда она попыталась устроиться на работу, ее супруг избил её, сказав: «Шлюха, ты хочешь пялиться на посторонних мужчин?» Она закричала, но никто из соседей не пришел на помощь. Полиция не взяла это на заметку: если бы она подала жалобу, ей бы, скорее всего, просто посоветовали решить проблему мирным путем. В некоторых случаях женщины в провинции даже становятся жертвами насилия, многие мужья убивают своих жен из-за ревности или в ходе бытовых ссор. Полицейские довольно часто берут взятки и выносят такие решения, что женщина сама оказалась в ситуации или покончила с собой.
С тех времен, как первый премьер-коммунист Нур Мохаммад Тараки (1978 год) ввел запрет на ранние marriages, девушкам в Афганистане запрещено выходить замуж до 16 лет, а калыма (выкуп за невесту) был отменен. И хотя официальные положения не соблюдаются, на практике мужчины регистрируют религиозные браки — никах, где 40-летние женятся на 12-летних девочках. Эти молодые жены каждую год становятся матерями, и большинство из них умирает в результате рождения детей, в силу чего вдовы сразу снова выходят замуж. «Вы не представляете, что в Афганистане происходит с женскими больницами!» — плачет 25-летняя Гульали Мохаммади, сотрудница организации RAWA, борющейся за права женщин. — «Врачи-мужчины не имеют права осматривать женщин, так как местные жители убьют их, даже если это не сделали талибы. Женщин-докторов почти нет, и если какая-то получает образование, то старается уехать. У нас высокая смертность при родах: в провинциальных больницах нет ни горячей воды, ни электричества. В средней афганской семье жена рожает по 10-15 раз подряд.»
Девушек здесь продают
В регионах Кандагар и Гильменд, если муж разводится с женой, нередко семья выселяет её из дома. То же самое происходит и с вдовами. Дети от мужа получают финансовую поддержку от его семьи, а саму супругу оставляют без средств существования — она становится лишним ртом, что в условиях Афганистана является серьезной причиной. Заброшенные женщину часто умирают от голода. По пути от Шерхан-Бандара (граница с Таджикистаном) до Кабула я наблюдал нищенок в грязных голубых паранджах: сидя прямо на дороге, они обнимали своих детей и умоляли водителей о подаянии.
Технически невеста имеет финансовые гарантии, — поясняет 20-летняя Ашрафи Бахтияри. — Составляется брачный контракт, который определяет сумму денег, которую жена получит после развода. Например, моя знакомая из бедного кишлака по контракту должна будет получить $3,500 (по курсу это составляет 252,000 рублей — примечание редакции), есть и такие, у кого сумма завышена до $10,000 (720,000 рублей — примечание редакции). Но на практике добиться выплаты очень сложно. Человек просто скажет: «У нас нет денег». И что тогда делать? Запрет на выкуп за невесту тоже не сработал. Все браки, о которых я знаю, заключались с подарками родителям невесты: баранами, золотом или тканями. В сущности, девушку фактически продают.
Женщины и девушки остались без защиты от насилия
На сегодняшний день в Афганистане практически нет организаций, куда женщины, пережившие физическое насилие, могут обратиться за помощью. Система поддержки, создававшаяся активистками за права женщин на протяжении последних 20 лет, практически полностью разрушена: приюты закрылся.
Сотрудники организаций, предоставляющих защиту и консультации по вопросам насилия, подвергаются постоянным угрозам и чаще всего вынуждены действовать подпольно. С 2009 года, согласно Закону об искоренении насилия в отношении женщин, было зарегистрировано всего 22 дела о жестоком обращении с женщинами, но сейчас он больше не имеет юридической силы. Министерство по делам женщин было ликвидировано.
С момента, когда талибы нанесли удар по стране и захватили власть в 2021 году, они начали массово освобождать заключенных, многие из которых отбывали наказание за насилие над женщинами.
Семьи отдают юных дочерей замуж, чтобы спасти себя от голода
Еще до прихода нового режима в Афганистане каждая третья девушка принуждена была выйти замуж до достижения 18 лет. Причем статистика ранних браков против воли невесты продолжает нарастать.
Чтобы избежать нищеты, все больше родителей выдают своих маленьких дочерей замуж в обмен на деньги. Для них это становится единственным способом прокормить оставшихся членов семьи.
Кроме того, некоторые семьи, выдавая своих самых юных дочерей замуж, стремятся защитить их, чтобы в будущем их не заставили выйти замуж за боевиков Талибана. Исламисты часто требуют от семей, чтобы те отдавали им в невесты своих незамужних дочерей.
Многим молодым девушкам грозит принудительный брак, так как свирепствующий голод в Афганистане доводит людей до отчаяния — они продают своих дочерей в надежде, что это позволит спасти оставшихся членов семьи от голодной смерти», — рассказывает активистка Сорая Собхранг.
Откровенные сексуальные привычки жителей Кандагара
В Кандагаре живут красивые халеконы. У них черные глаза и белоснежные щёки.
Дауд не состоит в браке. Он строит сексуальные отношения только с мужчинами и мальчиками, не считая себя гомосексуалистом, во всяком случае, не в том значении, как это понимается на Западе.
Дауд занимается ремонтом мотоциклов. Он попросил, чтобы мы называли его только по двум первым именам, избегая указания на фамилию. У него молодое лицо, аккуратные черные усики и выбритый подбородок — это стало возможным только после падения талибов. Когда он говорит, его коленки дрожат, выдают его смущение.
Для западных людей может показаться странным, что в обществе, где сексуальные отношения ограничены, наблюдается повышенная гомосексуальная активность. Тем не менее, профессор психиатрии Колумбийского университета Джастин Ричардсон (Justin Richardson) считает этот взгляд устаревшим. Именно строгие ограничения в сексуальных отношениях с женщинами и обуславливают преобладание гомосексуального поведения.
Гости нередко могут заметить, что мужчины в этом обществе ведут себя друг с другом гораздо более интимно, чем в западных культурах. По время чаепитий или бесед они могут целоваться, держать друг друга за руки или обниматься.
Кроме этого, среди пуштунских мужчин наблюдается склонность к игре в «женственность»: многие из них подводят глаза краской, красят ногти хной и с гордостью носят неуклюжие сандалии с высокими каблуками по улицам города.
Любовь к молодым красивым юношам, именуемым халеконами, даже отмечена в пуштунской литературе. В популярной поэме Саида Абдула Кхалика Аги (Syed Abdul Khaliq Agha), который ушел из жизни в прошлом году, восхваляется Кандагар как город с неопределённой репутацией.
Мало кто из мужчин отрицает, что значительное количество мужчин в этой области вступают в сексуальные отношения с другими мужчинами и юношами. Например, мы спрашиваем местное духовное лицо муллу Мухаммеда Ибрагима (Mohammed Ibrahim).
Мулла поясняет, что согласно Корану нарушителей ждёт суровое наказание. Традиция подразумевает три типа наказаний для преступника: привязывание к столбу для сожжения, сбрасывание с утеса или раздавливание падающей стеной.
Во время правления талибов в Кандагаре исполняли смерть с помощью третьего способа. В феврале 1998 года они раздавили стеной троих осужденных, из которых двое были обвинены в содомии, а третий — в изнасиловании мужчины. Первые двое погибли, а третий, который пролежал неделю в больнице, уверовал, что Бог спас его, отправился в тюрьму, где отсидел шесть месяцев, а затем бежал в Пакистан.
Скорее всего, чтобы отвлечь надоедливых к ним гостей, соседи начали перестраивать это место.
В то же время многие обвиняют талибов в лицемерии во всем, что касается гомосексуализма.
Доктор Мохаммед Насем Зафар (Mohammed Nasem Zafar), профессор медицинской школы в Кандагаре, предполагает, что около 50% мужского населения города вступает в сексуальные отношения с мужчинами или болончикам на каком-то этапе своей жизни. По его словам, подростки начинают вызывать интерес у мужчин в возрасте от 12 до 16 лет, до того как начинает расти борода. Некоторых юношей приходится лечить. В частности, они страдают от заболеваний, передающихся половым путем, и недостаточности сфинктера прямой кишки. По утверждению доктора, ВИЧ/СПИД в Афганистане пока не представляет проблемы, вероятно, из-за его изоляции.
Каковы мужчины-афганцы
Если вы сейчас читаете эту статью, вероятно, ваш статус как невесты афганского молодого человека находится в довольно неустойчивом положении. Почему неустойчивом? Потому что сейчас — ваш важный момент, время, чтобы поразмыслить о том, что вы делаете, оценить ситуацию, выявить все возможные преимущества и недостатки, взвесить выгоды и риски. Это почти как запуск нового стартапа. Никто не спешит открывать собственное дело наобум, поскольку никто не хочет потерять деньги. Но, выйдя замуж неправильно, вероятность потерять гораздо больше становится весьма высокой.
Вот и наступил тот момент, когда до статуса законной супруги остался всего один шаг. И, вероятно, именно сейчас вас охватывают сомнения. В противном случае не было бы столько фильмов, изображающих убегающих невест в белых кринолиных платьях. Эти женщины, главные героини американских романтических комедий, даже не подозревают о настоящей экзотике. Хотя странным образом создается впечатление, что, к примеру, существует «Моя большая греческая свадьба», но «Моя большая афганская любовь» еще не снята… О, это будет забавно!
Ну что ж, я тщательно поразмыслила над этой темой и установила несколько закономерностей, наблюдений и фактов о том, как строятся отношения с афганскими молодыми людьми и чего от них ожидать.
P.S. Особенно пригодится, если вы с гордостью или стеснением уже утверждаете: «Мой жених — афганец!»
Они — джентльмены.
Это, безусловно, самый приятный аспект! С детства эти молодые люди воспитывались с уважением к старшим и женщинам. Пригласить девушку на стульчик, открыть ей дверь, оплатить её счет в кафе и проводить до дома — для культурного афганца это само собой разумеющееся. Впрочем, нужно понимать, что исключения встречаются в любой культуре.
Для них странно то, как у нас выстраиваются отношения между мужчинами и женщинами.
Афганские молодые люди не выбирают своих невест, как бы это ни казалось удивительным для западного разума. Жену выбирают родители мужчин; прежде чем невеста окажется перед женихом, её следует одобрить родителями, и после этого — уже они могут влюбляться. А вот саму симпатию можно проявлять только после свадьбы.
Они будут вести себя с вами сдержанно и отстраненно, пока вы не станете законной супругой.
В соответствии с классическими афганскими нормами, при приветствии знакомой женщины, мужчина отстраняется от нее, поднося ладонь к груди и не взглянув ей в глаза, обращается к ней как «сестра» или «сестричка». Именно это отстраненное отношение может показаться русской девушке диковинным, но это лишь отражение традиций и глубоких культурных и религиозных устоев, существующих в Афганистане.
Мужчины ценят и любят свои семьи. Возможно, это происходит из-за того, что редкому афганцу удается видеть своих любимых родных чаще, чем раз в неделю — и то по видеосвязи. Ситуация в стране остается крайне нестабильной, и многие талантливые и амбициозные человек стремятся уехать по возможности дальше от Афганистана, поэтому семейные узы становятся особенно ценными.
Они религиозны.
По пятницам они посещают мечеть, после чего собираются с афганской общиной за традиционным обедом из тушеной баранины, кебабов и чая. Рамадан и чтение священных текстов Корана — это неотъемлемая часть их жизни.
Александр Антонов, воздушно-десантные войска
Фото: личный архив Александра Антонова
Афганская война (1979–1989 гг.)
Я родом из Тверской области, из поселка Сонково. Меня призвали в армию 1 ноября 1979 года в 18 лет. Всего через полтора месяца службы, 14 декабря, наш 345-й отдельный гвардейский парашютно-десантный полк высадился в Афганистане, на аэродроме Баграм — мы были одними из первых. Позже туда принимали только после полугода обучения, а нас отправили без подготовки, и никто из нас не осознавал, что нас ждет война. Нас информировали, что, возможно, на месте будут военные действия, но я ни за что не верил, ведь вокруг царил мир.
Первое столкновение произошло уже через полторы недели, когда в Кабуле штурмовали дворец Амина; наш батальон обеспечивал охрану зенитной батареи. Вечером по нашему расположению также был обстрел, над нашими головами пролетали трассирующие снаряды. С одной стороны, это было страшно, но с другой — захватывающе, даже азарт присутствовал. Мы все были молодыми парнями, на тот момент с нами служили также более опытные солдаты, 19-20 лет.
Наша база в Баграме находилась на высоте 1500 метров над уровнем моря. Первоначально было сложно из-за нехватки кислорода, поскольку воздух там совершенно иной, чем на равнине. Однако спустя месяц-два мы адаптировались. По горам ходить тоже было нелегко, но я служил водителем, поэтому чаще всего только доставлял ребят на операции, сам не выходил в горы. Оставшиеся в лагере готовили обед для ушедших (это около 60 человек). В основном у нас была капуста, а иногда — сухие пайки, консервы и макароны. Иногда обнаруживались раненые животные, бараны, и тогда тоже приходилось их забирать на еду.
На войне сначала не верилось, что кого-то могут убить, но вскоре стало очевидно, что все это реальность. Я видел, как люди гибли: кто-то попал под обстрел, другие подрывались на минах и растяжках. Самое тяжелое воспоминание — когда я получил пулевое ранение. Мы ехали из кишлака Махмуд Ракки на базу небольшой колонной, и тут начался обстрел, двое человек были ранены. Когда мы поехали обратно, нас снова обстреляли, и я получил ранение в голову. Врач сказал, что мне повезло: пуля прошла через челюсть всего в четырех сантиметрах от сонной артерии и вышла возле уха. За эту военную операцию я получил орден Красной Звезды.
После этого меня отправили в госпиталь, где я провел четыре месяца, а затем был комиссован по состоянию здоровья в августе 1981 года. В целом я провел на войне год и три месяца. Пока я был в госпитале, я осознал, что попал в мирную жизнь. Мы тогда играли в домино и карты, читали книги, а от нечего делать делали из трубочек от капельниц фигурки чертиков. Каждый, кто лежал в госпитале, научился делать этих чертиков, которые затем по всей стране «гуляли».
Фото: личный архив Александра Антонова
Однако вернувшись домой, какое-то время я видел тяжелые сны об Афганистане, как будто снова переживал эти события, от чего часто просыпался. Мне не хотелось снова оказаться в таких ситуациях. Часто снилось, что меня снова призывают в армию. Период привыкания к мирной жизни помогла мне семья: через год после войны я женился, потом у нас появились дети. Сейчас они уже взрослые: сыну 35 лет, дочери — 32. Я не рассказываю им о своем военном прошлом, и они не спрашивают, хотя знают, что я служил.
Игорь Н., спецподразделение
Фото: личный архив Игоря Н.
Первая и вторая чеченские войны (1994–1996 гг., 1999–2009 гг.)
Службу в армии я начал с 14 лет, поступив в суворовское училище. Затем окончил высшее общевойсковое командное училище и был направлен на службу в Московскую область. Позже яприсоединился к департаменту по борьбе с терроризмом. Так, в 25 лет я впервые попал в зону боевых действий.
Перед выездом на войну в душе ощущалась тревога, так как было ясное понимание того, что я еду туда, где меня могут убить или ранить. Но с другой стороны, если бы не было стремления участвовать в операциях, я не пошел бы работать в этот департамент. На службу принимали только по собственному желанию, и отбор был очень строгим. Грубо говоря, из ста желающих в этот департамент принимали одного-двух.
Мы выезжали на войну группами по 20-30 человек. Первая командировка у меня пришлась на 1996 год, нас высадили на Северном Кавказе. Конечно, сначала нужно было адаптироваться к новой обстановке. Переход от мирной жизни к военной — это настоящая встряска для психики и организма. Однако у нас все было нормально.
Мы знали, что едем выполнять определенные операции, но какая именно операция нам сообщалась непосредственно перед её реализацией. Иногда это заранее обсуждалось перед отправкой, но все чаще мы знали об операции лишь за пару минут. В остальное время, находясь на базе, мы могли среагировать на красную сигнальную ракету всего за 15 минут.
До 2002 года я всегда был в состоянии готовности быть на чемоданах и выехать в любую минуту. У меня уже была семья; когда я выехал в свою первую командировку, даже не попрощался с женой. Я просто уехал на работу. Она потом узнала, что я уехал и скоро вернусь, спустя месяц или два. Как именно она отреагировала, я не знаю, но, конечно, любая женщина волнуется, когда её муж уходит в командировку, так как я отправлялся на войну. Хотя, когда она выходила за меня замуж, то знала, что я военный и буду уезжать на задания.
Также следует заметить, что нас на войне всегда кормили замечательно: кто-то предпочитает кашу, кто-то — рыбу на ужин. Но были моменты, когда мне не хватало определенной еды. Например, когда уходили далеко от базы на длительное время, у меня возникало стойкое желание выпить пива после перехода длиной в 30 километров! Я выпил его как-то раз, но, сделав глоток, понял, что вкус не такой, как я его помню, и умом не понятно было, почему такое ощущение.
Фото: личный архив Игоря Н.
Мы делили с товарищами не только еду, но и трудности службы. Наше боевое братство было крепким, и командиры постоянно подчеркивали: «У вас нет индивидуальных проблем, это обязанности всей группы». Если даже в мирной обстановке вы не можете полагаться на своих товарищей, как можно быть уверенным в том, что вас вытащат, если вы будете раненым? Не каждая семья живет так дружно, как мы. Я перенес этот принцип в мирную жизнь и верю в людей. Хотя, конечно, порой это не работает, но мы все равно справимся с трудностями.